Космос за дверью. Рассказы и повести - Сергей Глузман

– Лама медитирует, – сказал секретарь по-английски и посмотрел на часы. – Через десять минут он вернется.

Коновалов хотел спросить, откуда, но воздержался. Все вопросы он решил задать самому ламе, чтобы потом не было никаких недоразумений. А то мало ли чего секретарь может наплести.

Когда Коновалов уже начал зябнуть в пустом зале, лама наконец открыл глаза. Он улыбнулся Коновалову и кивнул своему секретарю. Секретарь достал из угла зала еще один коврик и положил его перед ламой, приглашая Коновалова сесть. Тот, кряхтя, опустился на пол.

Как выяснилось, лама прекрасно говорил по-английски и даже закончил философский факультет в Кембридже. На вид ему было лет пятьдесят. Он был поджарым, подвижным и веселым.

Когда Коновалов обратился к нему «Ваше преосвященство» (Коновалов специально нашел это выражение в большом английском словаре), лама остановил его и попросил называть просто «лама Чангидрах-Нагархавели-Трибхуван-Дадра».

Коновалов попытался повторить, но не смог.

Тогда лама засмеялся и сказал, что можно говорить просто лама Чанг. Это заметно облегчило беседу.

– Чанг, – уже освоившись, совершенно по-приятельски спросил Коновалов, – когда я пришел, ваш секретарь сказал, что вы медитируете.

– Да, – улыбнулся лама. – Это абсолютная правда.

– А еще он сказал, – продолжил свой вопрос Коновалов, – что вы скоро вернетесь.

– Он был совершенно прав, – сказал лама. – Я уже вернулся.

– Можно поинтересоваться – откуда? – спросил Коновалов.

На этот вопрос лама ответил не сразу. Он сначала посмотрел на потолок, затем взглянул на одного из молчаливых Будд и наконец произнес:

– Видите ли, мистер Коновалов, существует много миров, через которые проходит путь человека. Есть светлые небесные, есть темные подземные, а есть даже подводные. И чтобы выбрать верную дорогу, нужно везде хорошо ориентироваться, – после этого он снова улыбнулся.

– У наркоманов это называется «отъехать», – сказал Коновалов, совершенно забыв предупреждения главного редактора.

– Как, извините? – не понял лама Чанг.

– Ну отлететь, значит, – сказал Коновалов, с ужасом вспоминая слова Артура Артуровича («Будь осторожен, Коновалов») – Вобщем, это когда крыша… то есть когда галлюцинации начинаются, – с трудом закончил он.

– Ах, вы про это, – произнес лама. Он вновь на несколько секунд задумался. – Возможно здесь и есть какое-то внешнее сходство, – наконец произнес он спокойно.

Коновалов с облегчением вздохнул. Похоже, жаловаться на него в редакцию лама не будет. И проклинать тоже.

– Однако, есть также и очень большое различие, – закончил свою мысль лама Чанг.

– Какое же? – удивленно спросил Коновалов.

Лама внимательно посмотрел на журналиста.

– Хотите, я расскажу вам одну историю? – спросил, он снова улыбаясь. – Я слышал её на дне океана.

– Где? – тревожно переспросил Коновалов, снова вспоминая слова Артура Артуровича. Будь осторожен, Коновалов.

– На дне Марианской впадины посреди Тихого океана.

Коновалов вежливо кивнул и на всякий случай отодвинулся от ламы подальше.

– Так вот, – сказал лама. – В этой впадине живет старый рыжий змей. У него такая огромная пасть, что он может без труда перекусить пополам большую акулу. Его черные обвислые усы, похожи на хвосты пиявок. Я думаю, он остался там еще со времен палеолита, – с ученым видом заключил лама.

Коновалов снова кивнул и незаметно отодвинулся еще.

– Как-то этот старый змей решил объяснить своим внукам, как устроен мир.

Если плыть всё время вверх, никуда не сворачивая, – сказал змей, – то можно доплыть до края вселенной. Но за этим краем жизнь не кончается. Там начинается другое море, гораздо белее прозрачное, чем это. И в нем плавают белокрылые рыбы, которые почему-то называются птицами.

Рыжий змей слышал об этом давным-давно. Но когда он был молодым и сильным и мог играючи расправиться с китом, его мало интересовали подобные выдумки. Теперь же, под старость, ему почему-то вдруг захотелось стать птицей, которая носится, не зная преград, в прекрасном прозрачном море.

А еще, добавил змей, в том, другом море есть солнце. Я точно не знаю, что это такое, но говорят, что оно горячее и светится. Иногда его лучи освещают и наше море, и тогда оно расцветает и становится ужасно красивым.

Вы ведь знаете, – продолжал лама, обращаясь к Коновалову, – что в Марианской впадине темно, как в склепе. Поэтому органы зрения у ее обитателей почти не развиты.

– Да, – тихо согласился Коновалов.

– Рядом, свернувшись огромным кольцом, дремала старая змея, жена рыжего змея. Старик сврими росказнями разбудил её.

– Что ты несешь, старый дуралей? – сказала змея. – Какие птицы, какое солнце, что еще за другое прозрачное море? Зачем ты морочишь детям головы?

Надо сказать, старый змей никогда не перечил своей жене, – улыбнулся лама. – Но всегда делал то, что хотел сделать. Поэтому он даже не стал спорить. Тем более, что у него сразу нашелся адвокат.

Одна рыба, серая мокрель, проплывавшая мимо, услышала семейный разговор.

Старик прав, – сказала мокрель, повиснув над головой у рыжего змея, – и не прав одновременно.

– Что ты говоришь? – удивился змей.

– Я была наверху, – сказала рыба, – и могу подтвердить, что можно доплыть до того места, где море кончается.

– Видишь, – сказал старик старухе, – край вселенной все-таки есть.

– И там, в другом море действительно кто-то живет, – продолжала рыба.

– Конечно, – сказал старик – Я нисколько в этом не сомневался.

– И те кто там живут, – сказала рыба, – помогают нашим подняться наверх.

– Интересно, как? – поинтересовался змей.

– Они спускают вниз прозрачные нити, на которых висит обычно что-нибудь вкусное. Тех, кто попробует этот подарок, они быстро поднимают наверх. Я видела несколько раз, как наших поднимали. Они взлетали так быстро, словно у них вырастали крылья.

– Вот! – назидательно сказал детям змей. – Что я вам говорил.

– Но горячее солнце, о котором ты говоришь, – сказала рыба, – называется там по-другому.

– Как же? – спросил змей.

– Его зовут сковорода, – ответила рыба.

– Сковорода? – переспросил змей.

– Сковорода, сковорода, – повторила рыба.

Старик не знал, что такое сковорода, – продолжал лама. – Он также не знал и что такое солнце. Ведь он был почти слеп. Однако, сковорода ему совсем не понравилась.

– Плыви отсюда, – сказал он рыбе. – Мне не нужна твоя сковорода. Мне нужно солнце. Если я захочу, я доберусь туда безо всяких помощников.

Рыба обиделась и уплыла, – закончил лама с улыбкой.

Затем он поднялся, взял свой зеленый коврик и ушел через маленькую дверь в стене. А секретарь его ушел туда еще раньше.

Коновалов остался в зале один. Со стен на него смотрели молчаливые Будды и страшные крылатые драконы.

Всю ночь, после разговора с ламой, Вася Коновалов писал статью. Она называлась «Из жизни рыб».

Сначала он вдохновенно описал кубической формы буддийский храм, стоящий на берегу Невы. Затем веселого ламу Чангидрах-Нагархавели-Трибхуван-Дадру. Потом почему-то вспомнил Кембридж с его тенистыми парками и старинными университетскими зданиями, в которых по ночам бродит тень сэра Исаака Ньютона, считавшего, что вселенная бесконечна и напоминает огромный ящик без дна и стен.

Затем, как живые, на бумаге выросли Будды, вытканные на красном бархате. И под конец он поведал о старом рыжем романтике-змее, его внуках, жене, серой рыбе, солнце и сковороде.

Под утро, когда статья была готова и над крышами домов появился краешек оранжевого восходящего солнца, Вася лег спать. И ему приснился страшный сон. Ему снилось, как прошлым летом он ловил рыбу на Вуоксе. На берегу в это время уже горел костер и две симпатичные девушки ждали его с уловом.

3

К концу дня Коновалов положил статью на стол Артура Артуровича. Тот в это время ругался с редактором экономического отдела.

– Готов? – удовлетворенно спросил главный редактор, кося на Васю одним глазом. Другим он смотрел на экономиста Ивана Иваныча Стелькина.

– Готов, – сказал Вася.

– Ну-ну, посмотрим – сказал Артур Артурович, даже не взглянув на название, которое по его мнению никогда ничего не отражает. Поэтому искать там ключевые слова бесполезно.

– А ты меня не пугай, – пробурчал главный редактор Стелькину, пробегая глазами Васин текст. – Пуганные уже. Рубль так низко не упадет.

– Я и не пугаю, – ответил Стелькин. – Только я уже все свои рублевые вклады перевел в доллары.

– Да? – насторожился главный. – Хорошо, я подумаю, – при этом на его лице вдруг проступило выражение глубокого, или даже можно сказать мучительного разочарования. – Коновалов, – застонал Артур Артурович, словно у него разом заболели все зубы. – Коновалов! – повторил он со страдальческой гримасой. – Ну при чем же здесь рыбы?